Святой Хуан де ла Крус
Молитва влюбленной души.
Мне принадлежат земля и небо, мои все люди - праведники и грешники; ангелы мои и Матерь Божия, и все вещи мои, и Сам Бог - мой и для меня, ибо мой Христос; и все в мире сотворено для меня. Так чего ты просишь и ищешь душа моя? Тебе принадлежит все это, и все это для тебя. Не устремляйся ни к чему меньшему, не обращай внимания на крохи, что падают со стола Господня. Выйди наружу, и радуйся своему раю, найди в нем прибежище и наслаждайся,
и обретешь то, чего желаешь.
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОРУ КАРМЕЛЬ
Фрагмент трактата
Джордан Омэнн
из книги
"ХРИСТИАНСКАЯ ДУХОВНОСТЬ В КАТОЛИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ"
Невозможно говорить о св. Терезе Авильской, не обращаясь мыслью к ее великому сподвижнику св. Иоанну Креста. Настолько тесно взаимосвязаны они были в жизни, в деятельности и в учении, что безусловно являются столпами, на которых стоит кармелитская школа духовности. Св. Иоанн Креста (1542-1591) известен и читаем не столь широко, как он того заслуживает, и причин тому несколько: он писал для тех, чьи души уже продвинулись на пути совершенства; его учение об отрешенности и очищении представляется некоторым христианам слишком строгим; его язык, часто слишком изысканный и эзотерический, оказывается не по вкусу современным читателям. Однако его труды и труды св. Терезы так совершенно дополняют друг друга, что прийти к пониманию одних можно лучше всего через изучение других. Между ними, безусловно, существует значительное различие, однако касается оно не сущности, а подхода.
Чтобы понять св. Иоанна Креста и св. Терезу, необходимо разобраться в состоянии христианства в Испании шестнадцатого века. Люди, заявлявшие о даровании им откровений, видений и других необычных мистических переживаний, вызывали восхищение; таких людей искали. Некоторые из них действительно стремились к обретению этих чудесных даров; другие же явно имитировали стигматы или видения только ради того, чтобы воздействовать на верующих. Иллюминизм, достигший огромных масштабов, особенно в монашеских обителях, допускавших послабления, выступал в качестве средства, ведущего к высшей святости и не требующего аскетических подвигов и усилий в обретении добродетелей Им были отвергнуты как мешающие или как абсолютно ненужные для непосредственного соединения в мистическом опыте общения с Богом все разработанные и официально утвержденные методы религиозной практики. Псевдомистицизм стал объектом внимательнейшего изучения испанской инквизиции, которой удавалось контролировать ситуацию, пожертвовав, однако, развитием подлинной, ортодоксальной духовности.502 Если не учитывать сложившейся в Испании в шестнадцатом веке ситуации, то можно ошибочно истолковать отдельные положения работ св. Терезы и св. Иоанна Креста.
Родившемуся в городке Фонтиверос, под Авилой, Хуану де Иэпес, св. Иоанну Креста (1542-1591), было всего лишь несколько месяцев, когда умер его отец. Сжатая тисками бедности семья перебралась в город Медина-дель-Кампо, где Иоанн перепробовал разные профессии, а с 1559 по 1563 г.г. посещал иезуитскую школу. В двадцать один год он вступил в орден кармелитов и был направлен в Саламанку для получения богословского образования. Возвращаясь в Медина-дель-Кампо для совершения своей первой мессы, Иоанн встретил св. Терезу Авильскую. В то время он серьезно обдумывал переход к картузианцам, но Тереза убедила его присоединиться к реформированному Кармелю.
Первая мужская обитель реформированных кармелитов была основана в Дуруэло; отцами-основателями были Иоанн и Антоний Иисуса. В течение нескольких лет Иоанн Креста выполнял различные обязанности: наставника новициата, ректора колледжа в Алкале, исповедника кармелиток в монастыре Благовещения в Авиле. Именно в Авиле его похитили (1577) и посадили в тюрьму своего монастыря в Толедо обутые кармелиты.
Совершив побег из Толедо, Иоанн провел большую часть оставшейся жизни в Андалусии и избирался на разные важные должности. Однако на провинциальном капитуле, состоявшемся в 1591 г. в Мадриде, Иоанн открыто выразил несогласие с генеральным викарием Николаем Дория, который немедленно лишил Иоанна всех должностей. Униженный, но радующийся возможности вернуться к уединению и сосредоточенности св. Иоанн Креста завершил свои дни в Убеде, где скончался после долгих страданий. Он был канонизирован в 1726 г. Папой Бенедиктом XIII, а в 1926 г. Папа Пий XI объявил его Учителем Церкви.503
Главные работы св. Иоанна Креста - Восхождение на Кармель (1579-1585); Темная ночь души (1582-1585); Песнь Духа (1584 г. - первая редакция, вторая - между 1586-1591 годами); Живое пламя любвиXCII (первая редакция между 1585-1587 г.г., вторая - между 1586-1591 г.г.). Все эти работы являются комментариями к собственным стихам св. Иоанна Креста; два первых трактата никогда не были завершены. Общепризнано, однако, что эти два трактата Восхождение - Темная ночь посвящены одной теме, теме разделения активного и пассивного очищения чувств и духовных способностей.504
В годы занятий св. Иоанна Креста в Саламанке обучение там велось в русле томисткого богословия, но он также познакомился с работами Псевдо-Дионисия и св. Григория Великого. Однако наибольшее влияние, по-видимому, оказал на Иоанна Таулер, хотя вполне возможно, что ему также были известны работы св. Бернарда, Рёйсбрука, Кассиана, викторинцев, Осуны и, конечно, св. Терезы Авильской.505 Тем не менее Иоанн Креста никому не подражал; его произведения, каждое в своем роде, отличаются особым своеобразием.
Фундаментальный принцип богословия св. Иоанна состоит в утверждении, что Бог есть все, а человек - ничто. Следовательно, чтобы достичь совершенного соединения с Богом, в чем и состоит святость, необходимо подвергнуть интенсивному и глубокому очищению все способности и силы души и тела. В Восхождении - Темной Ночи процесс очищения прослеживается полностью - от активного очищения внешних чувств до пассивного очищения высших способностей; Живое пламя и Песнь Духа описывают совершенную духовную жизнь в преобразующем соединении. Весь путь к соединению - "ночь", ибо только верой идет по нему душа. Св. Иоанн Креста излагает свое учение систематично, так что в результате складывается мистическое богословие в лучшем его понимании, но не потому, что оно систематичное, а потому, что источниками его являются Священное Писание, богословие и личный опыт.
Говоря о соединении души с Богом, св. Иоанн подчеркивает, что речь идет о сверхъестественном соединении, а не о том общем соединении, в котором Бог предстает душе, когда просто поддерживает ее существование. Сверхъестественное соединение, свойственное мистической жизни, - это "соединение по подобию", совершаемое в благодати и любви. Однако для того, чтобы это соединение достигло высшего совершенства и высшей степени сокровенности, душа должна избавиться от всего, что не Бог, и от всего ограничивающего любовь к Богу, чтобы можно было любить Бога всем сердцем, душой, разумением и силой.
Так как любая поврежденность союза любви исходит от души, а не от Бога, то св. Иоанн заключает, что душа должна пройти полное очищение всех своих способностей и сил - и чувственных, и духовных - прежде чем будет полностью озарена светом божественного соединения. Вслед за этим наступает "темная ночь", состояние, название которого определяется тем, что точкой отсчета является отказ и отречение от влечения к тварному, от желания тварного; средство или путь, которым душа продвигается к соединению, - это объятая мраком вера; цель пути - Бог, Которого также представляет себе человек в земной жизни как темную ночь.506
Необходимость пройти через эту темную ночь обусловлена тем, что, с точки зрения Бога, человеческая привязанность к тварному есть абсолютный мрак, тогда как Бог есть чистейший свет, и тьма не может объять свет (Ин 1:5). Говоря языком философии - невозможно сосуществование двух противоположностей в одном субъекте. Тьма, атрибут тварей, и свет, который есть Бог, - противоположности; не могут они пребывать в душе одновременно.
Затем св. Иоанн продолжает объяснять, как душе следует умерщвлять свои страсти или вожделение и как она должна с помощью веры проводить активное очищение чувств и духа. И хотя лечение может показаться неприятным и строго аскетичным, св. Иоанн всегда старается дать понять, что это очищение или нищета состоят не в отсутствии тварных вещей, но в отказе от них, в искоренении желания обладать ими и привязанности к ним.507 Св. Иоанн дает простой метод осуществления очищения: имей постоянно желание подражать Христу; а для подражания изучай жизнь и дела Христа и делай так, как делал Он.508
Во второй книге Восхождения св. Иоанн говорит об активной ночи духа. Он утверждает, что очищение разума, памяти и воли осуществляется через действие добродетелей веры, надежды и любви, а затем объясняет, почему вера - это темная ночь, сквозь котрую должна пройти душа для соединения с Богом. Обращаясь далее к молитвенной практике, св. Иоанн называет три признака, по которым душа может узнать о своем переходе от медитации к созерцательной молитве. Во-первых, невозможно больше медитировать привычным образом; во-вторых, отсутствует желание сосредоточиться отдельно на.чем-то конкретном; в-третьих, возникает непреодолимое влечение к Богу и к уединению. Человек переживает "осознание Бога в любви", в этом и состоит созерцательная молитва.509
Пассивное очищение объясняется в Темной Ночи. На этом этапе Бог останавливает деятельность души по самоочищению в области чувств и духовных способностей. Душа постепенно погружается в созерцание мрака, которое Псевдо-Дионисий описывал как "Луч Мрака", а св. Иоанн называет "мистическим богословием".510 И хотя можно было бы ожидать, что мистическое созерцание восхитительно, св. Иоанн говорит, что оно причиняет муку, а причина этого в том, что божественный свет созерцания, ударяя в душу, не достигшую еще полного очищения, погружает ее в духовный мрак, ибо не только превышает человеческое понимание, но и лишает душу способности мыслить.
Тем не менее даже в этом объятом мраком и причиняющем муки созерцании душа различает лучи, знаменующие приближение рассвета. В Песни Духа св. Иоанн описывает беспокойные поиски душой Бога и конечную встречу в любви, используя образ невесты, ищущей жениха и в конце концов вступающей в совершенный союз взаимной любви. Бог притягивает душу к Себе, как мощный магнит притягивает металлические частицы; приближение же души к Богу все время ускоряется, до тех пор, пока не останется позади все иное и не насладится она тем высшим сокровенным соединением с Богом, которое доступно в этой жизни: мистическим браком преображающего соединения.
Затем в Живом пламени любви св. Иоанн описывает сублимированную совершенную любовь в состоянии преображающего соединения. Соединение души с Богом является настолько сокровенным, что удивительно напоминает блаженное видение, настолько напоминает, что "лишь тонкая вуаль отделяет его". Душа просит, чтобы теперь Святой Дух разорвал вуаль смертной жизни, чтобы душа могла войти в полную и совершенную славу. Душа настолько приближается к Богу, что преображается в пламя любви, приобщаясь к Отцу, Сыну и Святому Духу. Она наслаждается предвкушением вечной жизни.511
И не следует рассматривать как невероятное то, что в душе, уже проверенной очищенной и испытанной в огне страданий, испытаний и самых разных искушений, и признанной верной в любви, исполнится обещание Сына Божия, обещание о том, что Пресвятая Троица придет и сотворит обитель в каждом, кто любит Ее (Ин 14:23). Пресвятая Троица вселяется в душу через божественное озарение разума души премудростью Сына, через услаждение воли в Святом Духе и увлечение ее в восхитительные, сладостные объятия Отца.512
Св. Тереза Авильская и св. Иоанн Креста, вместе, дали Церкви духовное учение, которое так и не удалось превзойти. Их влияние было настолько велико, а изложение велось в таком блестящем стиле, что они затмили всех других авторов золотого века испанской духовности.
Хуан де Йепес, а именно так звали нашего святого, родился 24 июня 1542 г. в деревушке Фонтиверос вблизи Авилы в Кастилии. Его отец, Гонсало де Йепес, родом из знатной толедской семьи, занимался весьма прибыльным тогда делом – торговлей шелком. Путешествуя по торговым делам, он встретился с молодой ткачихой Каталиной Альварес, очень красивой и очень бедной сиротой, в которую влюбился и на которой женился против воли своей семьи, за что и был лишен наследства. Он был вынужден поселиться в крошечном домике супруги и освоить ручное ремесло. У четы родилось трое детей, причем Хуан был младшим. В доме царила атмосфера любви, но семья была очень бедной, на грани нищеты. Окончательно все сбережения истощила тяжелая болезнь Гонсало, продолжавшаяся два года и закончившаяся смертью.
Оставшись вдовой, Каталина отправилась пешком в Толедо в сопровождении двух малышей и неся на руках Хуана. Всю дорогу семья питалась подаваемой милостыней, но в Толедо не получила никакой помощи от родни мужа и отца. Одинокой вдове с детьми пришлось бедствовать дальше. Семья часто перебиралась с места на место, путешествуя прежде всего по большим испанским городам, где можно было найти заработок. Подросший старший сын Франсиско сам стал работать и зарабатывать. Позднее он станет монахом, прослывет чудотворцем, доживет до глубокой старости и даже будет причислен к лику святых, но не получит такой известности, как младший брат. А средний брат, Луис, умер, не выдержав жизненных тягот. Хуан же был отправлен в иезуитскую школу для сирот в городе Медина-дель-Кампо, где одновременно работал санитаром в больнице для сифилитиков.
Постепенно дела семьи пошли на лад, и как только она немного встала на ноги, как тут же начала заботиться о других, взяв на воспитание и усыновив больного мальчика.
В 21 год Хуан становится монахом-кармелитом, как бы подводя этим итог всему опыту любви, бедности, труда и молитвы, впитанному им в детстве и юности. Отныне его самое большое желание – сосредоточиться на созерцании Бога, на молитве и умерщвлении плоти с помощью Пресвятой Девы Марии Кармельской, через которую Бог подает всяческую благодать.
В воспитании, полученном им в монастыре, наибольшее влияние на всю его жизнь, несомненно, имело указание из классического руководства по духовной жизни, принятого у кармелитов, в котором говорилось: «Если ты хочешь укрыться в любви и достичь цели твоего пути, чтобы пить из источника созерцания…, ты должен избегать не только того, что запрещено, но и всего того, что мешает тебе любить еще горячее».
Руководство Ордена направило Хуана, который теперь стал «Иоанном от Креста», в университет Саламанки, где он изучал философию и богословие, готовясь к принятию священнического сана. Однако университетская среда не слишком привлекала его, хотя он и хорошо учился, и свое призвание он усматривал в полном затворничестве и созерцании (уже тогда у будущего святого давал знать о себе особый , и он проводил часы перед Святыми Дарами, погруженный в «умную» молитву), а не в служении священника. Хуан оставляет университет, но тут происходит его судьбоносная встреча с Терезой Авильской.
Это было в 1567 г., и великой кармелитке, посвятившей себя глубокой реформе Ордена, тогда было уже за 50. Она мечтала о том, чтобы ее реформа охватила и мужскую ветвь Ордена и считала это делом более важным, чем реформа женской ветви, поскольку именно и только мужчины, допущенные к священнослужению, могут связать воедино «умную» молитву, мистическое созерцание и пастырскую миссию, отправляясь туда, где они всего нужнее Матери-Церкви.
Под влиянием Терезы Хуан возвращается в университет и, по окончании его, получает священническое рукоположение, а Тереза тем временем подыскивала маленький монастырь для первых реформированных кармелитов. Она собственноручно раскроила и сшила для Хуана де ла Крус монашеское одеяние из грубой шерсти.
Такой монастырь был в конце концов основан в глухом селении Дуруэло. Под обитель приспособили старую постройку: на чердаке, где можно было стоять, только пригнув голову, устроили хор, в прихожей разместили часовню, в углах хоров расположились две кельи, такие низкие, что голова касалась потолка. Маленькая кухня, разделенная пополам, служила одновременно и трапезной. Повсюду на стенах висели деревянные распятия и бумажные образа.
Отец Хуан воздвиг на площадке перед монастырем большой крест, который был издалека виден всем проходящим. В новом монастыре его насельники вели необычайно суровую жизнь, но вся она была проникнута глубокой, сокровенной нежностью, питавшейся долгими молитвами, столь сосредоточенными, что иногда монахи даже не замечали, что молятся. Время от времени иноки покидали стены монастыря и отправлялись проповедовать крестьянам из соседних сел, лишенным всякого духовного окормления. Монахи, имеющие сан священника, принимали у них исповедь, служили для них Мессу, преподавали им Святое Причастие и другие Таинства.
По сути Хуан сознательно воспроизвел вокруг себя семейную атмосферу своего детства, где любовь сочеталась со страданием и бедностью. Он даже позвал своих родных жить вместе с монахами: пока они проповедовали, мама Каталина готовила для общины скромную трапезу, брат Франсиско убирал комнаты, а его жена Анна стирала белье.
Когда Тереза Авильская впервые приехала навестить своего сподвижника и последователя, она была глубоко тронута и, по ее словам, маленький монастырь показался ей «преддверием Вифлеема».
Опыт в жизни в Дуруэло был для братии настолько богатым и глубоким, что позднее, когда иноки той, первой обители разойдутся по другим монастырям, все они сохранят верность однажды избранному пути.
Тем временем, в 1572 г. Терезу Авильскую против ее воли назначили настоятельницей большого (более 130-ти насельниц) нереформированного монастыря – того самого, из которого она когда-то ушла в поисках совершенства. Новая мать-настоятельница упросила отца Хуана взять на себя функции духовного наставника и исповедника сестер, и их общими усилиями беспокойный монастырь постепенно становился тем, чем он был призван быть – обителью молитвы и любви. Однако, с другой стороны, явилась и оппозиция, сеявшая интриги и писавшая доносы.
В 1577 г. генеральный настоятель Ордена приказал схватить обвиненного в непослушании духовным властям отца Хуана и заключить его в орденскую тюрьму.
С иеромонахом Хуаном «обутые кармелиты» поступили с крайней жестокостью: связав его и подвергнув всяческим унижениям, как Христа, взятого под стражу, его привезли в Толедо, где на берегах реки Тахо высилось большое монастырское здание. Там его бросили в маленький закуток, выдолбленный в стене, который прежде служил отхожим местом и куда почти не проникал дневной свет: лишь через узкую щель шириной в три пальца видно было соседнее помещение, и только в полдень Хуану удавалось читать свой Бревиарий – единственную вещь, которую ему оставили.
Там он провел почти девять месяцев на хлебе и воде (иногда ему давали сардину или пол-сардины), в одной рясе, которая сгнивала у него на теле и которую он даже не мог постирать. Каждую пятницу его били в главной трапезной бичом по плечам так сильно, что шрамы от ударов не исчезли даже много лет спустя. Затем его осыпали упреками: ему говорили, что он борется за реформу только потому, что стремится к власти и хочет, чтобы его почитали за святого. Его мучали вши и сжигала лихорадка.
Тереза Авильская, всячески пытавшаяся помочь своему сподвижнику, писала королю Филиппу II:
«Обутые (то есть нереформированные кармелиты
), кажется, не боятся ни закона, ни Бога. Меня гнетет мысль о том, что наши отцы в руках этих людей… Я предпочла бы, чтобы они были среди мавров, которые, быть может, были бы милосерднее к ним…»
Но именно в тягчайших условиях этого заключения у отца Хуана де ла Крус открылся дар мистического поэта: Бог вверил ему живой комментарий к книге «Песни песней». В жуткой тьме тюремной камеры рождались горячие, полные света строфы о любви. В них использовались библейские образы, а по стилю и форме они принадлежали испанской поэзии того времени.
Иоанну Креста удалось создать необычайно богатый мир образов, символов, чувств: мир, где красота предстает как крик души, ищущей Христа, подобно невесте, взыскующей своего Жениха, и из глубин сердца рождается непреодолимое влечение к Богу, во Христе спасающему Свое творение.
Лучшее из стихотворений Хуана – его знаменитая «Духовная песнь», которую он сам не боялся сравнивать с библейской Песнью Песней и заявлял, что написал ее под вдохновением Святого Духа, а потому не мог до конца понять и истолковать ее даже сам, настолько ее строки богаты «преизбыточествующей мистической премудростью»: «Кто может описать то, что Он дает почувствовать влюбленным душам, в которых Он пребывает? И кто сможет выразить словами то, что Он дает им ощутить? И те желания, которые Он влагает? Конечно, никто не может сделать этого, даже сам человек, с которым всё это происходит».
Хуан, по его собственным словам, стал одним из тех людей, которые «от преизбыточествующего Духа раздают сокровенные тайны».
Суть мистического опыта Иоанна Креста: единство страдания, тьмы, смерти и блаженства, света, жизни. Именно из тьмы Голгофы (темницы) рождается свет Воскресения. «Смерть может означать жизнь, тогда как жизнью иногда называют то, что на самом деле есть смерть». В какой-то момент душа, стремящаяся к Богу, уже ничего не может сделать сама, а Господь дает ей вкусить опыт богооставленности. Это и есть «ночь души» – состояние более мучительное и страшное, чем агония в преддверии физической смерти, но из этой бездны отчаяния происходит безмерное блаженство полного единения души с Богом.
В конце концов Хуану удалось бежать из заключения (при этом он едва не разбился на скалистых берегах Тахо), найти приют в реформированных женских кармелитских обителях, а затем – и получить поддержку у Папского нунция.
После этих событий он прожил еще 14 лет, пользовался всеобщей любовью и уважением (хотя и здесь не обходилось без ложки дегтя) и был настоятелем и духовным наставником многих монастырей, продолжая дело св. Терезы по воспитанию новой кармелитской духовности. По просьбам своих многочисленных духовных чад отец Хуан попытался истолковать и приблизить свой высочайший мистический опыт, выраженный в поэтической форме. Так увидели свет его прозаические богословско-аскетические трактаты, ставшие комментариями к «Духовной песне»: «Восхождение на гору Кармель», «Песнь духа», «Темная ночь души», «Живое пламя любви». Первоначально они распространялись лишь в рукописях и сугубо среди своих. Признание духовного наследия Иоанна Креста на родине шло трудно: «Духовная песнь» была впервые опубликована на французском языке в Париже в 1622 г., на испанском – в Брюсселе в 1627 г., а в самой Испании – только в 1630 г., спустя 40 лет после смерти автора.
И случилось так, что в конце своей жизни Хуан де ла Крус вновь оказался погруженным во тьму и смерть, как это было с ним в ранней юности, а затем – в расцвете лет. На этот раз против него начали интриговать уже реформированные, «босые» собратья, и хотя большинство монахов оставалось на его стороне, немногочисленные противники были облечены властью, и кое-кто из них даже требовал лишить Хуана сана и изгнать его из Ордена. Устроившие «переворот» братья клеветали на своего наставника, запугивали монахинь-кармелиток, заставляя их обвинить отца Хуана в безнравственном поведении.
В те тягостные дни никому не удалось услышать от Хуана ни слова обличения или самозащиты. Только раз братья услышали, как он тихо прочел стих из псалма: «Братья матери моей боролись против меня». Лишенный всех постов, он стал вести тихую и смиренную жизнь рядового инока, как всегда много молясь и работая физически.
Одной монахине, которая в письме выражала возмущение происходящим, он советовал: «Не думайте ни о чем, кроме того, что всё предуготовано Богом. И несите любовь туда, где нет любви, и вам ответят любовью».
В 49 лет Хуан тяжело заболел: на подъеме ноги у него открылась злокачественная опухоль. Ему предложили выбрать монастырь, где за ним бы ухаживали, и он выбрал единственный монастырь (в городе Убеда), где настоятель был настроен по отношению к нему крайне недоброжелательно: там ему выделили самую бедную и узкую келью, не заботились о доставке ему необходимых лекарств, постоянно попрекали его жалкими затратами на лечение и не разрешали друзьям посещать его.
Болезнь распространялась по всему телу, покрывшемуся язвами. Врачу, который лечил Хуана, выскребывая живую кость, казалось, что невозможно страдать так сильно и так смиренно. Хуан принял страдание безраздельно: то, что он достиг такого глубокого единения с Богом, то, что он был «преображен любовью», никак не могло и не должно было умалить его подражания страстям Христа Распятого. И он настолько «вошел в образ», что когда ему лечили рану на ноге, он, глядя на нее, растрогался, потому что ему казалось, что он видит пронзенную ногу Христа.
Между тем, в конце 1591 г. Хуан чувствовал себя всё хуже, и молился о том, чтобы Господь дал ему разрешиться от уз плоти 14 декабря, в день, посвященный Пресвятой Деве Кармельской. Накануне вечером он примирился с настоятелем: тот благословил его и вышел из кельи умирающего со слезами на глазах, «как будто проснулся от летаргического, смертного сна».
Хуан принял таинства Святого Напутствия (Исповедь, Елеопомазание, Святое Причастие), попросил почитать ему Песнь Песней и всё это время как зачарованный вздыхал: «Какие драгоценные жемчужины!».
В полночь при наступлении 14 декабря зазвонили колокола к Утрене, и как только умирающий услыхал их, он радостно воскликнул: «Благодарение Богу, я пойду воспевать Ему хвалу на небесах!»
Потом он пристально посмотрел на присутствующих, как бы прощаясь с ними, поцеловал распятие и сказал по-латински: «Господи, в руки Твои предаю дух мой».
После чего испустил дух и присутствовавшие при его кончине рассказывали, что нежный свет и сильное благоухание наполнили келью.
В 1726 г. Папа Бенедикт XIII причислил иеромонаха Иоанна Креста к лику святых, а в 1926 г. Папа Пий XI провозгласил его Учителем Церкви.
Основываясь на экстатических видениях святого, художник Сальвадор Дали написал в 1950-1952 гг. картину «Христос Святого Иоанна Креста». На этот труд Дали вдохновил рисунок Иоанна Креста, изобразившего свое мистическое видение Распятия сверху, как бы глазами Отца. Крест на этом рисунке выступает в качестве моста между Богом-Отцом и смертным миром, изображенным внизу картины.
Святой Иоанн Креста (также известен как Св. Хуан де ла Крус и Св. Иоанн Крестный, исп. Juan de la Cruz); (24 июня 1542, Онтиверос, Испания - 14 декабря 1591, Убеда (Úbeda), Хаэн, Испания), настоящее имя Хуан де Йепес Альварес (исп. Juan de Yepes Álvarez) - католический святой, писатель и поэт-мистик. Реформатор ордена кармелитов. Учитель Церкви.
Биография и творчество
Хуан происходил из знатной, но обедневшей дворянской семьи, жившей в окрестностях Авилы. Юношей поступил он в госпиталь, для ухода за больными. Образование он получал в иезуитской школе в городке Медина дель Кампо, куда перебралась его семья после смерти отца в поисках средств к существованию.
В 1568 г. вступил в орден кармелитов, получал богословское образование в Саламанке. Затем он стал одним из основателей реформированного кармелитского монастыря Дуруэло. В монашестве он принял имя Иоанн Креста.
В ордене кармелитов в это время шли распри, связанные с реформами ордена, инициированными св. Терезой Авильской. Иоанн стал сторонником реформ, имевших целью возврат к первоначальным идеалам кармелитов - строгости и аскетичности.
Деятельность Иоанна многим в монастыре пришлась не по вкусу, по клеветническим доносам он трижды привлекался к суду, много месяцев провёл в тюрьме в тяжёлых условиях. Именно во время заключения Иоанн начал писать свои прекрасные стихи, проникнутые особым мистическим духом и религиозным трепетом. Его перу также принадлежат прозаические трактаты - «Восхождение на гору Кармель», «Тёмная ночь души», «Песнь духа», «Живое пламя любви».
Скончался св. Иоанн Креста в Убеде, в 1591 г. В 1726 г. он был канонизирован папой Бенедиктом XIII, в 1926 г. папа Пий XI объявил его Учителем Церкви. День памяти св. Иоанна Креста в Католической Церкви - 14 декабря.
Фундаментальный принцип богословия св. Иоанна состоит в утверждении, что Бог есть все, а человек - ничто. Следовательно, чтобы достичь совершенного соединения с Богом, в чем и состоит святость, необходимо подвергнуть интенсивному и глубокому очищению все способности и силы души и тела.
Произведениями св. Иоанна Креста интересовались русские символисты, в частности, Д. С. Мережковский, написавший книгу о нём. Стихотворения св. Иоанна переводили на русский язык Анатолий Гелескул, Борис Дубин.
Основываясь на экстатических видениях святого, Сальвадор Дали нарисовал в 1950-1952 гг. картину «Христос Святого Иоанна Креста»
El Cristo de San Juan de la Cruz (1951)«Христос Святого Иоанна Креста» . Сальвадор Дали
Мистические стихи
Св. Хуан де ла Крус
Темная ночь души.
В ночи неизреченной,
сжигаема любовью и тоскою -
о жребий мой блаженный! -
я вышла стороною,
В ночи благословенной
я лестницей спустилась потайною -
о жребий мой блаженный! -
окутанная тьмою,
когда мой дом исполнился покоя.
Ночною тьмой хранима,
таясь, я никого не повстречала
и я была незрима,
а путь мне освещала
любовь, что в сердце у меня пылала.
Любовь сия светлее,
чем солнце в полдень, путь мне озаряла.
Я шла, ведома ею,
к тому, кого я знала,
в безлюдный край, где встречи ожидала.
О ночь, нежней рассвета!
О ночь, что провожатой мне служила!
О ночь благая эта,
что с Милым обручила
и в Жениха Невесту облачила!
И в сердце, что незримо
лишь для него цветенье сберегало,
лежал он недвижимо
и я его ласкала.
Нам кедра ветвь прохладу даровала.
Там, под зубчатой сенью,
его волос касалась я несмело,
а ветра дуновенье
крылом меня задело
и чувствам всем умолкнуть повелело.
В тиши, в самозабвенье
я над своим Возлюбленным склонилась,
и все ушло. Мученье,
которым я томилась,
средь лилий белоснежных растворилось.
ОГОНЬ ЖИВОЙ ЛЮБОВИ
Огонь живой любови,
как сладостно ты ранишь
меня до глуби сердца сокровенной!
Ты не угаснешь боле,
сиять ты не устанешь -
сожги преграду к встрече вожделенной!
О счастие ожога!
О раны той отрада!
О ласковой руки прикосновенье -
ты к вечности дорога,
и всех долгов уплата,
и смерть, и смерти в жизнь преображенье!
О, светочи живые!
Безмерное сиянье,
что чувств глубины темные омыло,
до той поры слепые;
и радостною данью --
своим теплом и светом одарило!
Так нежно и смиренно
зажегшийся в сознанье,
лишь ты, огонь, в нем тайно обитаешь...
В душе моей блаженной
живет твое дыханье,
и ты меня любовью наполняешь!
ИСТОЧНИК.
Как сладостно мне знать источник, бегущий
во тьме этой ночи!
Сей вечный источник от взора таится,
но знаю я дол, где он тихо струится
во тьме этой ночи.
В ночи этой темной, что жизнью зовется,
блажен тот, кто с верой сей влаги коснется,
во тьме этой ночи.
Начало берут в нем все сущие реки,
его же начала не сыщешь вовеки
во тьме этой ночи.
Собой красоту затмевая любую,
он поит небесную твердь и земную
во тьме этой ночи.
Текут его воды, исполнясь прохлады,
и нет им предела, и нет им преграды
во тьме этой ночи.
Хрусталь этих вод никогда не затмится,
но свет всей земле в них от века родится
во тьме этой ночи.
Чисты и светлы, орошают те воды
и землю, и ад, и небесные своды
во тьме этой ночи.
Великий поток сей источник рождает,
и он, всемогущий, препоны сметает
во тьме этой ночи.
В нем облик троих, воедино слиянный,
и каждый сияет, другим осиянный
во тьме этой ночи.
Cей вечный источник от взора таится,
но в хлеб животворный для нас превратится
во тьме этой ночи.
Тот хлеб вечносущий питает созданья,
их глад утоляя во мраке страданья,
во тьме этой ночи.
И вечный источник, без коего стражду,
сим хлебом живым утолит мою жажду
во тьме этой ночи.
НА РЕКАХ ВАВИЛОНСКИХ.
Здесь, на реках вавилонских,
ныне сижу и рыдаю,
землю изгнанья слезами
я что ни день орошаю.
Здесь, о Сион мой, с любовью
я о тебе вспоминаю
и чем блаженнее память,
тем я сильнее страдаю.
Снял я одежды веселья,
ризу скорбей надеваю,
ныне повесил на вербу
арфу, на коей играю;
мне ж остается надежда,
что на Тебя возлагаю.
Ранен любовью, в разлуке
с сердцем своим пребываю
и, умоляя о смерти,
руки к Тебе простираю.
Бросился я в это пламя -
жгучий огонь его знаю
и, уподобившись птице,
в этом огне погибаю.
Я, умерев в своем сердце,
только в Тебе оживаю,
ради Тебя умирая,
ради Тебя воскресаю;
в воспоминаньях теряю
жизнь, и ее обретаю.
Жизнью своей убиваем,
я всякий день умираю,
ибо она разлучает
с Тем, кого я призываю.
Радуются иноземцы,
что в их плену изнываю
и на их тщетную радость
я безучастно взираю.
Просят они моих песен,
что о Сионе слагаю:
"Спой,- говорят - гимн Сиона!"
Я же, скорбя, отвечаю:
"Как же в долине изгнанья,
плача по отчему краю,
буду петь песни веселья,
в коих Сион прославляю? "
Радость чужую отверг я,
верность своей сохраняю.
Пусть онемеет язык мой,
коим тебя воспеваю,
если тебя я забуду
здесь, где в плену пребываю,
если на хлеб Вавилона
я свой Сион променяю.
Пусть я утрачу десницу,
ту, что к груди прижимаю,
если тебя я не вспомню
с каждым глотком, что вкушаю,
если отпраздновать праздник
я без тебя пожелаю.
Горе, о дщерь Вавилона,
гибель тебе возвещаю!
Будет прославлен вовеки
Тот, к Кому ныне взываю,
Тот, Кто вернет тебе кару,
что от тебя принимаю!
Пусть соберет Он сих малых,
ибо в плену уповаю
я на твердыню Христову
и Вавилон покидаю.
Debetur soli gloria vera Deo.
(Истинная слава подобает только Богу, лат.)
* * *
Жаждой охваченный странной,
ждал я заветного срока -
и полетел я высоко,
цели достиг я желанной!
Я так высоко поднялся,
этим восторгом влекомый,
что в вышине незнакомой
я навсегда потерялся.
Вот он, тот миг долгожданный!
Я все летел одиноко
в этой любви - и высоко
цели достиг я желанной!
Выше! Но взор мой в полете
был ослеплен на мгновенье -
так и настиг я в затменье
цель, словно дичь на охоте.
Слепо, с любовью той странной
в сумрак шагнул я глубоко
и, оказавшись высоко,
цели достиг я желанной!
Я так легко поднимался
вверх - есть ли участь блаженней? -
и становился смиренней,
и все сильней умалялся.
Рек я в борьбе неустанной:
"Кто же достигнет истока?"-
и полетел я высоко,
цели достиг я желанной!
Дивный полет мой вмещает
разных полетов так много -
ведь уповавший на Бога
то, что искал, обретает.
С этой надеждою странной
ждал я заветного срока…
Я был высоко, высоко,
цели достиг я желанной!
* * *
Я очутился в том краю,
вкусив неведенья такого,
что выше знания любого.
Не знаю сам, какой тропою
вошел я в край сей заповедный,
не знаю, где я, но не скрою,
что в этот миг мой разум бедный,
покинув мир немой и бледный,
вкусил неведенья такого,
что выше знания любого.
Объяло истинное знанье
весь мир, Всевышним сотворенный.
Так, в одиночестве, в молчанье,
его узрел я и, плененный,
стал как младенец несмышленый,
коснувшись таинства такого,
что выше знания любого.
Был поглощен я столь всецело,
что на вершине отчужденья
любое чувство онемело,
ушло любое ощущенье,
когда достиг я постиженья
непостижимого - такого,
что выше знания любого.
Сей пилигрим, по Божьей воле,
сам от себя освободится
и все, что он узнал дотоле,
во прах и пепел обратится.
столь возрастет, что умалится
вдруг до неведенья такого,
что выше знания любого.
Чем больше познает, немея,
ум, тем он меньше постигает
сей пламень, ведший Моисея,
свет, что в полуночи сияет,
но тот, кто все ж его познает,
вкусит неведенья такого,
что выше знания любого.
Сие незнающее знанье -
-такую власть оно имеет,
что мудрецы в своем старанье
его постичь - не преуспеют,
ибо их знанье не сумеет
достичь неведенья такого,
что выше знания любого.
Его вершина недоступна,
и нет науки, овладевшей
тем высшим знаньем целокупно
иль превзойти его сумевшей.
Но сам себя преодолевший,
вкусит неведенья такого,
превыше став всего земного.
И, коль желаешь ты ответа -
- что тайна высшая скрывает? -
скажу: благое знанье это
суть Божества собой являет.
Нам Божья милость позволяет
вкусить неведенья такого.
что выше знания любого.
МЛАДОЙ ПАСТУХ.
Младой пастух скорбит в тоске безгласной.
Он устремился, чуждый развлеченьям,
к своей пастушке каждым помышленьем,
Не потому он плачет, что напрасной
своей любовью уязвлен глубоко,
но оттого страдает он жестоко,
что позабыт пастушкою прекрасной.
И, позабыт пастушкою прекрасной,
он терпит эти тяжкие мученья,
чужой земли приемлет поношенья,
и грудь его больна любовью страстной.
И говорит пастух: "О я, несчастный!
Ведь ей теперь любовь моя постыла!
Она меня навеки позабыла
и я томлюсь любовью этой страстной!"
И вот, истерзан мукой ежечасной,
однажды он на дерево поднялся
и за руки повешенным остался
и грудь его больна любовью страстной.
* * *
И без опоры, и с опорой
во тьме, без света обитаю;
во всем предел свой обретаю.
О всех созданиях из плоти
душа навеки позабыла,
и над собою воспарила,
и Бог был с нею в том полете,
опорой, что ее хранила.
И посему сказать я вправе,
что вещь, прекрасней нет которой,
моя душа узрела въяве -
и без опоры, и с опорой!
Пусть жизнь моя объята тьмою -
то участь всех в земной юдоли,
я не скорблю об этой доле!
Моя любовь творит со мною
досель невиданное чудо:
порою слепну я, но знаю -
душа любви полна, покуда
во тьме, без света обитаю.
Меня ведет любви той сила:
она, живя во мне незримо,
добро ли, зло, что мне чинимо -
единым яством обратила
и жизнь в себя преобразила.
И в этом сладостном томленье
я словно в пламени сгораю,
и, раненый без исцеленья,
во всем предел свой обретаю.
Перевод Л. Винаровой .
1
Бог есть Личность, - этот религиозный опыт христианства и всего духовного движения, подводившего человечество к христианству, нужен, как никому, людям наших дней, когда бытию человеческой личности угрожает в тоталитарной государственности воплощенная, так как нигде и никогда в истории человечества, воля к Безличности.
Личность будь для человека
Высшим благом на земле.
Höchstes Glück der Erdenkinder
Sei nur die Persönlichkeit, -
это слово Гёте, и еще другое:
Никаких потерь не бойся, -
Только будь самим собой.
Alles könne man verlieren,
Wenn man bleibe, was man ist, -
эти два слова, повторяемые, как звук повторяется отзывными гулами глубоких пещер в сердце у тех, кто, поминая ужас происходящего в мире сейчас - эти два остерегающие слова сказаны были, может быть, не случайно именно в той стране, где суждено было возникнуть наиболее убийственному для человеческой личности движению - тоталитаризм государственности в Германии; также не случайно, может быть, сказаны были те слова именно в первой четверти XIX века, когда началось духовное движение - антихристианство, которое не только Германию, но и почти всю Европу привело к этой Воле и Безличности и грозит привести к ней весь мир.
Можно ли уничтожить человеческую Личность так, чтобы свести ее к безличности не только муравья, но и зернышка паюсной икры, или даже единицы механических сил?
Если можно, то безличная государственность в своем насилье над личностью непобедима, а если нельзя, то рано или поздно в мире духовном произойдет нечто подобное тому, что произошло в мире физическом при «расщеплении атома»: взорвана будет стальная броня безличной государственности разрядом бесконечных сил, заключенных в атоме неистребимой Личности, и чем крепче была сжимавшая ее борьба, тем сокрушительнее будет взрыв.
Если когда-нибудь люди устанут приносить бесчисленные жертвы Молоху государственности - сами кидаться и кидать других в его раскаленное докрасна, железное чрево, то вспомнят они религиозный опыт христианства - Бог есть Личность - и поймут, что ничем иным, кроме этого опыта, не может быть побеждена движущая сила тоталитарной государственности, огонь, раскаляющий чрево Молоха, - воля к Безличности.
И когда люди это поймут, то почувствуют, как единственно близок и нужен им тот человек, который, обнажая до последних глубин метафизические корни Личности, тот первозданный гранит, на котором Личность основана, это сделал так, как, может быть, никто никогда за две тысячи лет христианства. Этот человек - св. Иоанн Креста.
Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла… Кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит (Мт., 21, 42, 44).
Камень, отвергнутый строителями тоталитарной государственности, - Божественная Личность Христа, - и есть тот вечный гранит, на котором человеческая Личность непоколебимо основана. Лучше этого нельзя понять, чем по религиозному опыту св. Иоанна Креста: вот почему когда начнется освобождение человеческой Личности от государственного насилья, то он будет нужнее людям, чем кто-либо.
Рано или поздно исполнится притча о злых виноградарях, потому что «небо и земля прейдут, а слова Его не прейдут».
Сына увидев, виноградари сказали друг другу: «Это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством». И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, чтó сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: «Злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (Мт., 21, 38–41).
«Сына выгнали вон из виноградника», значит выключили из всего строения человеческой жизни Божественную Личность Христа, а вместе с Нею - и личность человеческую; «Сына убили», значит убили или хотели бы убить Божественную Личность Христа, а вместе с Нею - личность человеческую. Но Отец придет и казнит убийцу Сына. Это в религиозном опыте св. Иоанна Креста предчувствуется так, что когда это начнется совершаться, то он будет опять-таки нужнее людям, чем кто-либо.
2
Самое личное из всех человеческих чувств - любовь, потому что только любящий видит в любимом то единственное и неповторяемое в вечности и потому драгоценнейшее, что делает возможного человека действительным, делая его личностью. Эта-то единственность человеческой личности и есть признак ее Божественности, потому что Бог един. Но Он же есть и Любовь: вот почему величайшее в мире явление Личности - Христос - есть и величайшее явление любви.
......По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою
Отче праведный! и мир Тебя не познал, а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня… да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет и Я в них
Самое личное чувство из всех человеческих чувств - любовь, а самая личная любовь - брачная, потому что во всякой другой личности только сближаются, но остаются разделенными в последних своих глубинах преградою плоти, а в брачной любви падает эта преграда, и личности входят друг в друга - соединяются, духовно-плотски. Полная Личность - не в духе и не в плоти, а в соединении духа с плотью: вот почему личность достигает полноты своей не в одном духовном и не в одном плотском, а в духовном и в плотском вместе соединении брачной любви.
Но в религиозном опыте христианской мистерии брачная любовь - только малая, здесь, на земле, видимая зарница великой, невидимой, грозы; человеческий брак-только вещее знамение, символ того, чему в Еливзинских таинствах, на этой ближайшей к христианству вершине всего дохристианского человечества, дано то же имя, как и в христианской мистерии: Теогамия, Богосупружество. И это совпадение имени не случайно, если весь религиозный опыт человечества шел, идет и будет идти к этому и если, по слову св. Августина, «в мире всегда было то, что, после явления Христа во плоти, люди назвали христианством», и если, по слову Шеллинга, «всемирная история есть эон, чье единственное содержание, причина и цель - Христос».